К сожалению, книга, о которой идет речь, БАГРЯКОМ так и не была написана. Пока мы собирали материалы, сменилось руководство Комитета. Видимо, изменились также ориентиры и методы работы и, судя по всему, необходимость в создании нашей книги отпала. Соответственно прекратились и наши посещения здания на Лубянке.

От mif1959: читатели, наверное, обратили внимание, что до сих пор цитировались четыре соавтора БАГРЯКА из пяти (о так называемом шестом будет отдельная глава). Упоминаний о мемуарах пятого – Валерия АГРАНОВСКОГО – я не обнаружил ни в одной статье, заметке, информации о П. БАГРЯКЕ. А между тем они существуют, причем в открытом доступе, – и они гораздо полнее всего, что писали четверо других.

Но сначала предыстория. В девятом номере журнала «Знамя» за 1988 год была опубликована документальная повесть Валерия АГРАНОВСКОГО «Профессия: иностранец» о советском разведчике Лонгсдейле, он же – Конон Молодый.

Начиналась она со следующего абзаца:

— В самом конце шестидесятых годов я, молодой литератор, упражняющийся в сочинении детективов и уже напечатавший к тому времени (правда, под псевдонимом и в соавторстве) несколько приключенческих повествований в центральных молодежных журналах, получил неожиданное предложение от соответствующего ведомства собрать материал для документальной повести о советском разведчике Г.-Т. Лонгсдейле.

И далее: «у меня было с Кононом Трофимовичем ровно одиннадцать встреч».

С 1989 по 1992 год повесть была издана несколько раз.

Было даже издание у нас в Омске:

А в 2000-м году (в год смерти Валерия АГРАНОВСКОГО) издательство «Вагриус» выпустило эту повесть с ранее не печатавшимся послесловием «Детектор правды», в котором автор впервые рассказал об обстоятельствах ее написания:

— Объявил нам о неожиданном заказе Володя ГУБАРЕВ. Вот так он "обрадовал" БАГРЯКА: беру это слово в кавычки. Побывать в КГБ на Лубянке, чтобы собрать материал о разведчике, увидеть его "живьем" и вправду могло показаться любому из нас интересным делом, особенно с творческой точки зрения. Что же касается лично меня (не берусь говорить от имени всех БАГРЯКОВ), то в первый момент я элементарно испугался, даже аббревиатуру "КГБ" ощутил с генетическим страхом, имея на то личные основания: мои родители в злопамятные тридцатые годы побывали в "тех" местах не день и не месяц, да и мы со старшим братом испытали счастье поносить звание детей "врагов народа"...

Визитов пятерки БАГРЯКА на Лубянку, где соавторы впервые познакомились с будущим своим героем Кононом Молодым, было только три. Роман с Комитетом внезапно оборвался.

И на том заботы БАГРЯКА о будущей повести кончились. Увы.

Заказчик материала дал неожиданный для нас отбой. Рассказ о разведчике отменялся. С нами вежливо распрощались. И попросили о визитах позабыть, как будто их вообще не было.

От mif1959: в мемуарах АГРАНОВСКОГО говорится, что встречи эти на Лубянки проходили в 1968 году. В изначальном предисловии, повторю, говорится об 11 встречах, а здесь, в послесловии 2000-го года, — о трех. Автор объясняет: три были с пятью соавторами, а спустя полтора года он столкнулся с Кононом Молодым у своего дяди Леонида Аграновича, известного режиссера и сценариста, в будущем — лауреата Государственной премии СССР. Дядя с Молодым работали над пьесой «Процесс», посвященной суду над Лонгсдейлом (то есть над Молодым) в Лондоне. Позже она даже была поставлена, но недолго продержалась в репертуаре. В результате и случились остальные 8 встреч уже один на один. А так как Конон Молодый умер в октябре 1970 года, то БАГРЯКИ были на Лубянке, похоже, действительно в 68-м.

Понятно, что в доинтернетную эпоху все мемуары грешат неточностями. Память всегда подводит. Виктор КОМАРОВ связывает, например, приглашение в ведомство БАГРЯКА с Владимиром Семичастным. Но его 18 мая 1967 года уже сменил Юрий Андропов, у которого были свои литературные предпочтения в виде Юлиана Семенова (может, этим и объясняется утрата интереса к БАГРЯКУ?). Да что там в доинтернетную: в материале ТАСС 2021 года по итогам встречи с дочерью Семенова Ольгой в его крымском музее говорится, что «с подачи Андропова писатель начал работать над романом "Семнадцать мгновений весны". Ему просто открыли переписку Сталина, Черчилля и Рузвельта, в которой шла речь об операции "Санрайз" и о "хорошем человеке, который честно делает свою работу", а в интервью в «Кировской правде» в 2023 году та же Ольга утверждает: «Роман «17 мгновений весны» был основан на совершенно официальной информации, которая на тот момент публиковалась. Это – переписка Сталина с Черчиллем и Рузвельтом по поводу их тайных переговоров с нашими врагами о возможном заключении сепаратного мира".

Остов повести Валерием АГРАНОВСКИМ был написан в начале 70-х, а сама документальная повесть – в начале 80-х:

— После этого я приехал к Диме БИЛЕНКИНУ и положил ему на стол рукопись, попросил пустить вкруговую по БАГРЯКАМ. Повесть называл тогда вычурно: "Прометей ХХ века". (Сам в ужасе сейчас: ну и вкус!) Что ты таинственно подкладываешь мне? — спросил Дима. Это БАГРЯК, ответил я. Через сутки Дима позвонил мне: я не вижу БАГРЯКА, а вижу тебя, что ты хочешь? Благословения на подпись, ответил я: именем БАГРЯКА обозначить автора повести. Когда все прочитали, собрали консилиум. Мои коллеги, увидев автором П. БАГРЯКА, не выразили удивления. Кто будет печатать, ты сможешь сам получить визу Комитета, учитывая твою ситуацию? Работа вам нравится, спросил я. Ничего, ответил Ярослав... Володя ГУБАРЕВ: возражения против авторства Вали не имею, повесть по теме не БАГРЯКСКАЯ. Дима немедленно согласился: она и по стилистике не наша, а Валеркина. Лады? — подвел итог обсуждению Вовка ГУБАРЕВ.

От mif1959: подчеркиваю: все это было опубликовано в 2000 году, когда были живы трое упомянутых здесь соавторов П.БАГРЯКА.

Зачем КОМАРОВ?

Когда я — mif1959 — впервые прочитал дневники Ярослава ГОЛОВАНОВА, вот эта фраза — «Написать нетрудно, гораздо труднее выдумать. Мы позвали в соавторы Виктора КОМАРОВА — лектора Московского планетария и замечательного выдумщика» — мне была очень непонятна. Зачем нужен человек со стороны четверым журналистам «Комсомольской правды», трое из которых — из редакции науки и техники — совместно много чего выдумали – хотя бы в рамках «Клуба любознательных»? У того же Дмитрия БИЛЕНКИНА было уже к этому времени в загашнике под двадцать фантастических рассказов.

Как писал Виктор КОМАРОВ в уже упомянутой статье «История несостоявшейся книги» в 2003 году:

— В 1972 году у одного из нас возникла довольно оригинальная идея фантастического детектива... В результате непредвиденного стечения обстоятельств в одной из научных лабораторий произошло раздвоение личности талантливого ученого профессора Миллера. Возникло два абсолютно одинаковых человека, отличавшихся друг от друга только тем, что один из них оставался нормальным прежним человеком, а другой, так сказать, носителем зла. Случилось так, что один из них затем погиб, но так сложились обстоятельства, что неизвестно кто именно остался — добрый или злой. И чего можно от него ожидать.

Автор идеи поделился своим замыслом с Валерием АГРАНОВСКИМ, который в то время работал в отделе науки газеты «Комсомольская правда». АГРАНОВСКИЙ загорелся и увлек других сотрудников отдела науки, которые решили совместными усилиями сочинить повесть под названием «Кто?».

КОМАРОВ скромно не называет автора идеи (о неточностях в датах — а они есть и у других мемуаристов — я уже говорил выше). Но об авторе идеи пишет в своих мемуарах и Валерий АГРАНОВСКИЙ:

— (Вдруг вспомнил: недавно позвонил домой старый студенческий друг Витя КОМАРОВ, а проще говоря «КОМАР», и прямо по телефону выложил забавный сюжетик: осилим вдвоем?) Ребята, сказал я, есть социальный заказ Панкина. В секунду объяснил, был мгновенно понят, газетчики более других сообразительны. А имена ребят уже гуляли по устам читателей «Комсомолки». Называю поименно: Володя ГУБАРЕВ, в недалеком будущем один из самых популярных журналистов, прикомандированных к космонавтам, автор нашумевшей пьесы; Дима БИЛЕНКИН, ставший через несколько лет одним из родителей молодых научных фантастов страны; Ярослав ГОЛОВАНОВ, вскоре написавший «Этюды об ученых», отдавший умение, знание и усердие истории жизни и гибели «царя» космонавтики Сергея Королева. Созвездие талантов.

Что теперь? Сюжет? Вообще-то сюжеты на дорогах не валяются. И я тут же позвонил КОМАРУ: приезжай. Витя, кажется, то ли учился со мной в юридическом институте, то ли тренировал нашу студенческую футбольную команду. Был КОМАР феерически талантливым человеком: прошел фронт и войну, потерял ногу, а у нас — тренер! И еще читывал лекции в планетарии, был (и есть!) щедрым на идеи и легким на подъем человеком: через полчаса его собственная «инвалидка» с ручным приводом притарахтела в редакцию. Сели, поговорили. КОМАР кратко изложил скелет сюжета, которых было у него, как воробьев на улице. Остальное, как сказали бы шахматисты, было делом техники.

Во всяком случае, здесь уже понятна логика появления в тесном КП-шном коллективе человека со стороны.

Валерий АГРАНОВСКИЙ о БАГРЯКЕ

И вот, наконец, сами воспоминания Валерия Абрамовича о коллективном авторе фантастических детективов:

— Я работал тогда спецкором «Комсомольской правды» и был в нормальных (товарищеских, если не в дружественных), отношениях с главным редактором газеты Борисом Панкиным. В один прекрасный день декабря шестьдесят шестого года у меня в кабинете на шестом этаже «зазвонил телефон»: Валерий? Борис Панкин. Не заглянешь прямо сейчас? Зайду. Невинный «текущий» газетный разговор, и уже перед прощанием: Валь, у тебя много знакомых писателей (я недавно был принят в Союз, часто бывал в писательском Доме творчества «Малеевка», откуда и шли знакомства с молодыми талантливыми литераторами). Не можешь ли ты подбить кого-то быстро написать нам коротенькую повестушку? Что ты имеешь в виду? Лучше приключенческую или остренькую. Подписка у порога, Боря? Она, стерва. Подумаю, но твердо не обещаю. Ну-ну, но с условием, Валерий: что-либо детективное на пять-шесть подач. С тем и расстались.

Вышел и пошел по длинному коридору шестого этажа к себе в кабинет. По дороге первая дверь налево — отдел науки. Зашел. Там сидели мои хорошие товарищи.

От mif1959: далее идет кусок, который я процитировал в предыдущей главе — о приезде Виктора КОМАРОВА на «инвалидке», с которым далее и пошло обсуждение:

— За один час мы обговорили героев повестушки, дали им иностранные имена, чтобы подальше отвести действие от подцензурного Советского Союза. Фамилии героев взяли из подвернувшегося под руку номера «Советского спорта»:

Миллер — ученый и выходец из Мичиганского университета, репортер — Фред Честер с дамочкой по имени Линда (Линду взяли из редакции «Сельской жизни»), полицейский комиссар — Дэвид Гард (господи, чего мы там наворотили!), профессор Чвиз, инспектор Таратута…

Внешний вид и характер каждого героя, цвет волос, если не лысый, любимые словечки, присказки и прочее записывать не стали; потом я взялся свести все в единое целое. Написать следовало быстро и с наименьшим количеством грамматических ошибок. Развернули сюжетную линию, расписали по главам, которых получилось ровно десять: по две главы на нос. Номера глав — в шапку, шапку — по кругу: какой номер вытащишь, тот и пишешь. Через три дня итог — ко мне на стол. Коллеги сразу сказали мне: Валь, пройдешься потом рукой мастера? (Уже со второй повести «Перекресток» мы провозгласили другой принцип: каждый выбирает себе главу по вкусу и настроению.) А уж причесывать повести кому-то воистину следовало. Написанный материал я взял с собой домой и несколько вечеров «притирал» героев друг к другу, кое-что перепечатывал заново и наполнял мясом скелет сюжета. Признаюсь, это было увлекательное занятие. И в конце концов удалось добиться: Миллер не был разным во всех главках и по внешнему виду, и по содержанию, и по манерам. И стилистика с темпом повествования не оказались «разноперьевыми», что часто случается у молодых соавторов. В тот вечер мы спокойно разошлись по домам, а через три дня я уже входил в кабинет Бориса Панкина, чтобы положить повесть «Кто?» ему на стол.

БАГРЯКА мы придумали в последнее мгновение, желая хоть по одной буковке автора втиснуть в фамилию детективщика. Фамилию лепили и так и эдак: от Димы БИЛЕНКИНА взяли «б», от меня вылепили «агр» (пересолили, конечно), зато в «агре» букву «р» отдали Володе Губареву, от Ярослава ГОЛОВАНОВА в ту же «агр» зачли «г», но еще воткнули «я» в БагрЯка: мальчик получился крепенький, смышленый и резвый. Халтура и есть халтура, мы именно так и отнеслись к нашему первенцу. Впрочем, еще раз вспомню букву «п», которая стала составной БАГРЯКА по двум причинам: и по тому, что нас было Пятеро, и по нашему первому и лучшему иллюстратору Павлу БУНИНУ. Если уж на то пошло, то пора сказать: всех героев повестей БУНИН рисовал с натуры — с нас. Читатель может в БАГРЯКских персонажах обнаружить практически всех авторов. И еще на закуску: мы даже заставили одного из героев выпить слабительное, а называлось оно «опанкин»; ну — босяки!

Однажды Слава ГОЛОВАНОВ мудро сказал: вот будет хохма, если в историю войдет не наш газетно-книжный капитал, а один единственный «Павел БАГРЯК», его-то и занесут в энциклопедию или в книгу рекордов Гиннеса...

Мы работали так. К кому-то из нас домой (чаще всего к Диме БИЛЕНКИНУ или ко мне, учитывая наше географическое «срединное» расположение) собиралась вся гопкомпания, заранее уведомленная. Случаев манкировки не помню, о прогулах вообще не говорю, хотя каждый был по горло занят редакцией и личной жизнью (творческой и семейной).

От mif1959: с подачи дневников того же Ярослава ГОЛОВАНОВА все писавшие о БАГРЯКЕ сообщали, что коллектив собирался у Дмитрия БИЛЕНКИНА, но почитайте в предыдущей моей публикации начало рассказа БИЛЕНКИНА «Человек, который присутствовал»: «В тот вечер мы, как всегда впятером, собрались у Валерия Гранатова» — вот еще одно подтверждение истинности мемуаров АГРАНОВСКОГО. Но продолжим:

— Скажу просто и честно: наша группа обладала практически всеми достоинствами и недостатками, которые присущи любому литератору-детективщику. Попробую сказать скопом, а уж каждый из БАГРЯКОВ разберет качества по своим карманам, не покушаясь на «чужое»: были среди нас авторы, глубоко и профессионально знающие науку с техникой (кроме меня, грешного — единственного из пятерки чистого гуманитария), носители острого и юмористического начала, такого же языка, знатоки драматургии, выдумщики «ходов» и «поворотов» темы, щепетильные носители точности, «язвенники» до болезности, фантазеры и «приземлисты», скрупулезные буквоеды, феерические пилоты мысли, скучнейшие материалисты: как видите, качеств больше чем соавторов, а это означает, что среди нас не было ординарных людей. Все БАГРЯКИ являли собой пример типичных многостаночников, играющих каждый на многих инструментах жанра.

Продолжение следует

Странного и в самом деле немало, не правда ли? (В скобках заметим, что П. БАГРЯК охарактеризовал состояние своих дел максимум к 1974 году, когда «Синие люди» были изданы в Польше.) Впрочем, если даже «П. БАГРЯК» и коллективный псевдоним, то кто из участников викторины поручится, что в своем творчестве возможные соавторы исповедуют принцип «буриме»? Нет, придется все-таки подождать, пока что-либо прояснится в этом запутанном деле.

(В 2014 году Владимир Борисов, который, возможно, и был тем самым «дотошным знатоком» в 1985-м, представил в Фантлабе полный вариант перевода этого послесловия).

Впервые четко и однозначно было сообщено о том, кто скрывается за псевдонимом БАГРЯК 12 февраля 1988 года на 4-й странице специального фантастического выпуска газеты «Книжное обозрение»:

Соавторы оставили свои воспоминания и свои интерпретации событий, связанных с рождением и жизнью П. БАГРЯКА.

Дмитрий БИЛЕНКИН о БАГРЯКЕ

В 1971 году в сборнике «Ночь контрабандой» был опубликован рассказ Дмитрия БИЛЕНКИНА «Человек, который присутствовал», цитата из которого фигурирует почти во всех заметках о П. БАГРЯКЕ:

— В тот вечер мы, как всегда впятером, собрались у Валерия Гранатова... Мы часто сходились так затем, чтобы вместе сочинять приключенческие повести. Поначалу столь обычная в науке и столь редкая в литературе форма содружества казалась нам оригинальной забавой, могущей развлечь нас и читателей, но постепенно что-то стало меняться. Наши способности, знания, темпераменты сплавились настолько, что возникла как бы общая, самостоятельная личность, отчасти похожая на нас, а отчасти совершенно нам незнакомая. С удивлением мы заметили, что она обретает над нами власть. Она не желала ограничиваться созданием искусного вымысла, она хотела большего и ради этого большего требовала от нас полной душевной отдачи. Мы должны были или раствориться в этом новом качестве, или разойтись, а мы не хотели ни того, ни другого. Легко выложить из кармана мелочь ради дружеской забавы, но слить капитал для поимки журавля в небе – дело иное.

Понятно, что здесь описан процесс творчества соавторов БАГРЯКА. Далее там говорится, что в каких-то случаях обдумывание сюжета впятером входило в резонанс: «Быстро, четко, с полуслова разматывались сцены, мы зажигали друг друга идеями. Находки легко перепархивали из рук в руки, обогащаюсь на лету». А в каких-то «пустяк, на уяснение которого одиночка потратил бы секунды, требовал неимоверных усилий. Мы словно гасили мысли друг друга».

Ярослав ГОЛОВАНОВ о БАГРЯКЕ

В 1998-1999 годах «Комсомольская правда» печатала с продолжением дневники журналиста Ярослава ГОЛОВАНОВА, начинавшиеся с 1953 года (в 2001 изданы в трех книжных томах). 3 октября 1998 года был обнародован фрагмент о П. БАГРЯКЕ, который тоже цитируется очень часто. Вот он (написано в январе-марте 1966 года):

— Перед Новым годом Панкин [Панкин Борис Дмитриевич, главный редактор «КП» в 1966-73 гг – Я.Г.] пригласил меня, ГУБАРЕВА, БИЛЕНКИНА, Вальку АГРАНОВСКОГО и предложил нам сообща написать авантюрную повесть. Написать нетрудно, гораздо труднее выдумать. Мы позвали в соавторы Виктора КОМАРОВА — лектора Московского планетария и замечательного выдумщика. Так родился П. БАГРЯК — фантастическая фамилия, составленная из наших инициалов. П — поскольку нас было пятеро.

Потом появился иллюстратор БАГРЯКА Павел Бунин, которому мы подарили букву П. Б — это БИЛЕНКИН Дима. А — АГРАНОВСКИЙ. Г — ГУБАРЕВ. Р — для благозвучия. Я — Ярослав. К — КОМАРОВ. Впятером мы и засели на квартире у Димы БИЛЕНКИНА, где много часов придумывали сюжет. Сюжет разбивался на главы. Главы распределялись с учётом пристрастий и индивидуальных особенностей участников всего этого литературного хулиганства. Если какую-нибудь главу никто не хотел брать, бросали жребий. Каждый писал, как хотел, не помышляя о единстве стиля. (Оказалось, что как раз в этом — особый шарм БАГРЯКА!). Отклонение от утверждённого всеми сюжета порицалось, а в очень редких случаях глава вообще браковалась. Написанное отдавали АГРАНОВСКОМУ, который, однако, ничего не правил, а просто следил, чтобы герой в одной главе не курил сигарету, если в другой он курит трубку.

Панкину наше сочинение не понравилось, он посчитал его слишком громоздким для газеты.

— Поймите, если читатель пропустит хоть один номер, — говорил Борис, — он потом ни черта не поймёт!

Тогда я отнёс БАГРЯКА в журнал «Юность» Борису Полевому. Он прочёл и сказал, что это настоящая «хэллобобовская» литература и печатать это надо обязательно! «Хэллобобовская» — это производное Полевого от типично американского «Хэлло, Боб!» Так Борис Николаевич обзывал всё это авантюрно-приключенческое чтиво. Нынче летом он обещал напечатать повесть П. БАГРЯКА «Кто?»

(Если и есть в литературе 1960–1970-х годов действительно погубленный талант, то это — П. БАГРЯК. Он делал поначалу головокружительную карьеру. Его перу принадлежат 6 приключенческих повестей, которые были опубликованы в «Юности», «Смене», «Сельской нови», включались в популярные сборники «Фантастика» и «Мир приключений». Книги БАГРЯКА были изданы в «Золотой серии» Детгиза, неоднократно издавались и даже переиздавались «Молодой гвардией». БАГРЯК был переведён на несколько языков, дважды экранизирован (широкоформатный художественный фильм режиссёра Рубинчика «Отступник» сделан очень неплохо!), БАГРЯК был обласкан критикой, в одной из статей «Лит. газеты» его «на полном серьёзе» сравнивали с Агатой Кристи. П. БАГРЯК был, как сейчас говорят, полностью «раскручен». Я совершенно убеждён, что если бы в середине 1960-х годов мы бросили все свои дела и занялись только БАГРЯКОМ, то госпожа Маринина наперегонки с полковником Леоновым сегодня бегали бы БАГРЯКУза пивом и он спокойно мог бы одолжить тому же Гусинскому миллиончик-другой долларов. Но, увы, мы не услышали призывного трубного звука судьбы, не бросили своих дел: ГУБАРЕВ занимался пьесами и ядерными ужасами, КОМАРОВ читал лекции в планетарии, БИЛЕНКИН писал свою фантастику, АГРАНОВСКИЙ лениво сочинял очерки, я влип в 800-страничного «Королёва». Мы все считали БАГРЯКА делом хоть и интересным, но второстепенным, в нашей личной жизни не главным, а это было золотое дно! Летом 1987 года, когда не стало Димы БИЛЕНКИНА, все мы поняли, что П. БАГРЯК умер. — Прим. 1998 г.).

Впрочем, заявление Ярослава ГОЛОВАНОВА о том, что в «Литературной газете» БАГРЯКА «на полном серьёзе» сравнивали с Агатой Кристи – несколько преувеличено. Точнее, сравнение – да, было, но не в пользу БАГРЯКА: «Нет здесь сюжетных хитросплетений, как у Агаты Кристи, или психологических ухищрений как у Честертона. Здесь все просто и ясно, как на футбольном поле: левые и правые, темные и светлые, супермены и жертвы, интеллигенты и военные, толстосумы и журналисты...»

В статье А. Кузнецова «Морщины на лицах» и произведения П. БАГРЯКА, и западные детективы, заполонившие тогда толстые литературные журналы, названы как раз этими «морщинами» на лице отечественной словесности.

Виктор КОМАРОВ о БАГРЯКЕ

22 мая 1992 года в газете «Книжное обозрение» появилась статья «Я – Павел БАГРЯК. Опыт иронической автобиографии» с подписью – «литературная запись Виктора КОМАРОВА». В 2022 году издательство «Алатырь» перепечатало ее в «рамке» БАГРЯКА «Пять президентов. Хроники инспектора Гарда».

Вот выдержки из этой статьи:

— Я родился в начале 60-х годов XX столетия в возрасте сразу 35 лет. И произошло это знаменательное событие не в родильном доме, а в одном из кабинетов отдела науки редакции «Комсомольской правды»... у меня было сразу пятеро отцов. Именно начальные буквы их имен и фамилий и составили ту фамилию, под которой вскоре после рождения я был официально зарегистрирован. Впрочем, поначалу существовал еще один – шестой потенциальный отец, однако в самый последний момент, за несколько часов до моего появления в этом мире, он почему-то ретировался, оставив на память лишь одну из букв моей фамилии...

Перо я взял в руки, точнее, сел за пишущую машинку, через несколько дней после своего рождения. И уже первый мой литературный опыт обратил на себя внимание тогдашнего главного редактора «Комсомольской правды» Бориса Панкина... Узнав, что в стенах верной ему газеты произошло столь неординарное событии... шеф «Комсомолки» заинтересовался мой первой повестью... и тут же пообещал выделить на четвертой полосе специальную колонку, чтобы печатать ее с продолжениями.

Но, увы... публикация моего сенсационного детектива со дня на день все откладывалась и откладывалась.

В конце концов, потеряв терпение, я познакомил со своим детищем главного редактора журнала «Юность» Бориса Полевого... Прочитав повесть, Полевой ухмыльнулся и, сказав, что, по его мнению, она относится к литературе, которую он называет «хелло-бобовой», тем не менее обещал напечатать... А когда я робко поинтересовался, что значит «хелло-бобовая», все с той же усмешкой пояснил:

— Это произведения о западной жизни, которой сами авторы не испытали. Поэтому все ее приметы сводятся примерно к таким фразам: «Хелло, Боб!»... «Хелло, Джек!»

От mif1959: в этом описании Полевой умнее и ироничнее, чем в дневниках ГОЛОВАНОВА, где говорится о якобы передаваемом данным словосочетанием высокомерном его отношении к авантюрно-приключенческому чтиву. Да и приписываемое ему ГОЛОВАНОВЫМ словосочетание «хеллобобовская» как-то явно неграмотнее «хелло-бобовой». Судя по всему, Ярослав ГОЛОВАНОВ, может, и передавал рукопись Полевому, но встретился с ним по прочтении явно не он: это пересказ с чужих слов. Но вернемся к Виктору КОМАРОВУ:

— Я получил от одного из своих родителей гены, обеспечивающие способность острого построения сюжета и знание современных научных проблем, от другого – гены искрящегося юмора, от третьего – умение описывать погони и перестрелки, чувство меры – от четвертого, наконец, литературное и редакторское дарование – от пятого. Моя заслуга состоит лишь в том, что я сумел объединить эти качества и способности, которые, как вы понимаете, на улице не валяются... Должен честно признаться, что в моих повестях и романах есть определенная доля хулиганства. Разумеется, литературного хулиганства.

В 2003 году Виктор КОМАРОВ в 24 номере газеты «На грани невозможного» опубликовал статью «История несостоявшейся книги» все о том же БАГРЯКЕ, где написал:

— Работали мы так: собирались все вместе и для начала подробно обсуждали содержание будущей повести — формировали сюжет и, выстроив фабулу, разделяли ее на отдельные главы. А затем распределяли их между участниками в соответствии с их литературными интересами, пристрастиями и возможностями. БИЛЕНКИНУ в основном поручались главы, в которых должны были присутствовать философские рассуждения, ГУБАРЕВУ лучше всего удавались описания погонь, ГОЛОВАНОВУ — юмористические ситуации, АГРАНОВСКОМУ — юристу по образованию — главы, требовавшие знания криминалистики, а автору настоящей статьи — отрезки, связанные с наукой.

После подобного согласования каждый в установленный всеми срок писал свою главу и зачитывал ее на следующей встрече. Коллективно вносились необходимые поправки и, после того как авторы глав их учитывали, первый вариант будущей повести передавался на редактирование Валерию АГРАНОВСКОМУ, обладавшему наиболее ярко выраженными редакторскими способностями.

На заключительном этапе готовая повесть зачитывалась вслух и, в случае одобрения, мы принимали меры, необходимые для ее публикации...

Хочу особо подчеркнуть, что наши встречи и совместные обсуждения, о которых идет речь, доставляли нам всем огромное наслаждение! Это было неповторимое общение близких по духу и уровню интеллекта людей, щедро обогащавших друг друга оригинальными идеями, соображениями и мыслями. Мы позволяли себе говорить все, что думаем, ничего не скрывая, иногда даже в известной степени «хулиганить», и это доставляло всем нам ни с чем не сравнимое удовольствие и удовлетворение!

Владимир ГУБАРЕВ о БАГРЯКЕ

В 2022 году издательство «Алатырь» в «рамке» «Синие люди» опубликовало эссе Владимира ГУБАРЕВА «Пять разных характеров и... БАГРЯК. История о том, как иногда рождаются писатели» (спасибо коллегам _Pir_ и VERTER, переславшим ее мне). Похоже, это первая публикация: Владимир Степанович ушел из жизни в январе 2022 года и вполне мог по просьбе издательства написать это эссе. В эссе он целиком перепечатал вышеуказанный отрывок из дневника 1966 года Ярослава ГОЛОВАНОВА и примечание к нему 1998 года, но представил и ранее неизвестные факты. В частности, о том, что – был случай – БАГРЯК выступал по радио, где назвал свои произведения «фантастически-приключенчески-детективно-философ скими» и частично озвучил в этом выступлении то, о чем говорилось в послесловии к польскому изданию «Синих людей» 1974 года, а еще – что после «Фирмы приключений» начал работать над новой повестью «Бессмертный» — «но тут произошли события, которым было суждено погубить БАГРЯКА»...

Продолжение следует

— Вот! Есть! Нашёл! Здорово! Мамонт в зоопарке! Знаете, не верил, пока сам не прочитал. У нас на работе только и разговору, что об этом мамонте. Здорово! Мамонт! Луна! Эх! — Ему не хватало слов, чтобы выразить своё восхищение…

Как я уже рассказывал в части первой «МихВас и его ученики» — большая часть коллектива П.БАГРЯК работала в «Комсомольской правде». И соавторами они стали намного ранее, чем вышла первая приключенческая повесть «Кто?».

В 1964 году под рубрикой «Клуб любознательных» вышла научно-популярная книга «Звездолеты и сфинксы». Во вступлении к книге сказано:

— «Добро пожаловать!»

Это клуб любознательных приглашает вас, читатели... Можем прямо сказать: клуб наш необычный. Он выстроен на пограничном рубеже, отделяющем известное от непознанного, тайны природы от явлений, расшифрованных и уже работающих на строительство коммунизма. Из его окон открывается неповторимый пейзаж: горизонты науки, близкие и далекие. В туманных очертаниях далей таятся открытия будущего, которые позволят уничтожить болезни. Продлить жизнь, перенести нас через черные пропасти космоса к далеким мирам...

Мы – у гранитной лестницы входа. Прямо у подъезда стоит странная машина, и похожая и непохожая на автомобиль. Знак4омьтесь: это клубная «машина времени». Да, да – с ее помощью можно путешествовать в отдаленное прошлое и не менее отдаленное будущее. Вы будете утверждать, что «машина времени» невозможна? А разве есть невозможное для мечты?

Рядом с ней не менее странный и любопытный снаряд. Это подземоход самой совершенной конструкции. Он может опуститься в землю на любую глубину, достичь самого ее центра.

За клубом, на площади Дерзания оборудован космодром.

Все это – в нашем распоряжении, читатели!..

В нашем клубе вы не встретите музейной тишины, многозначительных запертых кабинетов, отпугивающей латыни непонятных изречений, усыпляющих лекций. Изготовленная вездесущим завхозом табличка «Посторонним вход воспрещен!» была торжественно сожжена за неделю до открытия клуба. Мы ее заменили другой «Злой собаки нет. Добро пожаловать!»

Вы спрашиваете, где расположен этот клуб? Да вы уже находитесь в нем. С начала 1962 года его заседания проходили в субботние дни на страницах газеты «Комсомольская правда». А сейчас – в расширенном виде – на страницах этой книги.

Председательствует на наших собраниях заведующий отделом науки и техники «Комсомольской правды» Михаил Васильевич ХВАСТУНОВ.

На титульном листе книги указано, что «Заседания ведут: Дмитрий БИЛЕНКИН, Ярослав ГОЛОВАНОВ, Владимир ГУБАРЕВ, Леонид РЕПИН».

Они и считаются авторами, ну, а если быть более точным — составителями этой книги, в создании которой, конечно, принимали и другие сотрудники отдела науки, в том числе внештатные. В частности, упоминается журналист Евгений МУСЛИН, у которого в этом же 1964-м совместно с Борисом ЗУБКОВЫМ вышел сборник фантастики «Самозванец Стамп».

В 1967 году в той же «Советской России» вышел второй аналогичный сборник под названием «12 необычных путешествий». На сей раз заседания клуба вели Д. БИЛЕНКИН (которого назвали Д.БИЛОНКИНЫМ. Впрочем далее в тексте его фамилия указывалась правильно), Я. ГОЛОВАНОВ, В. ГУБАРЕВ и В.ГОРЕЛОВ – официально являющиеся авторами-составителями книги.

В этой книге упоминаются уже оба соавтора «Самозванца Стампа» — и Евгений МУСЛИН, и Борис ЗУБКОВ – но как инженеры.

А заканчивается книга заседанием (оно же и путешествие), которое является известным фантастическим рассказом Дмитрия БИЛЕНКИНА «Прилежный мальчик и невидимка».

Продолжение, из которого вы узнаете, что не все члены коллектива П.БАГРЯК считали друг друга настоящими соавторами, следует.

P.S. В Фантлабе ошибочно указано, что "31 декабря 1959 года газета «Комсомольская правда» выпустила специальный номер. На двух разворотах журналисты газеты решили заглянуть на 50 лет вперед". В немалом количестве других источников (да почти во всех!) тоже говорится, что приложение от будущего 1 января 2010 года вышло в последнем номере 1959 года. И я сам раньше так думал, пока не нашел в сети первую страницу "Комсомольской правды" от 1 января 1960 года (в Омской областной библиотеке этого экземпляра нет в наличии), где есть прямая отсылка на эти дополнительные страницы.

На снимке — Михаил ХВАСТУНОВ.

А вот фрагмент из воспоминаний «Московский астроном на заре космического века» астронома, доктора физико-математических наук Александра ГУРШТЕЙНА:

— Я уже имел случай упомянуть о секрете псевдонима БАГРЯК. Волею судеб в своей журналистской ипостаси мне довелось познакомиться и даже тесно общаться с большинством из участников этого коллективного "литератора" (Володей ГУБАРЕВЫМ, Димой БИЛЕНКИНЫМ, Ярославом ГОЛОВАНОВЫМ, В.Н.КОМАРОВЫМ). От каждого из них по отдельности я слышал восторженные панегирики МихВасу — некогда заведующему отделом науки "Комсомольской правды". МихВасом заглаза да и в глаза звали Михаила Васильевича ХВАСТУНОВА (1920-1978). Свои собственные газетные материалы и книги МихВас подписывал неброским псевдонимом М.Васильев.

МихВас был высокий, тучный и душевно в высшей степени одаренный человек. Любил стихи и соленые шутки. Инженер по образованию и педагог по призванию, он был беспечным и увлекающимся. Он фонтанировал идеями, легко расставался с ними, даря их окружающим, но одна его идея была воплощена в жизнь и прожила долго — "Клуб любознательных", последняя страница "Комсомолки", где он и его соратники печатали, как правило, научные сенсации, иногда, впрочем, дутые и сомнительного качества.

Помимо его успехов как организатора, на личном творческом счету МихВаса был с десяток популярных книг о науке и технике, переведенных на многие языки мира. Но главное заключалось в том, что в "Комсомольской правде", как в инкубаторе, ему удавалось окружать себя одаренными молодыми инженерами, которые, вымуштрованные МихВасом, становились лучшими в стране журналистами в области популяризации науки. Все они гордились считать МихВаса своим Наставником и, по их дружным признаниям, Мэтр был отцом отечественной научной журналистики.

Расцвет карьеры ХВАСТУНОВА пришелся на хрущевскую "оттепель" и годы редакторства в "Комсомолке" А.И.Аджубея (1957-59; в 1959 г. он стал главным редактором "Известий"). Отнюдь не случайное совпадение, что именно увалень МихВас в 1959 г. отважился на публикацию в "Комсомольской правде" залихватского интервью с И.С. Шкловским об искусственном происхождении спутника Марса Фобоса. Интервью немедленно перепечатали зарубежом, и прессу всего мира захлестнули броские заголовки: "Фобос — искусственный спутник Марса! — заявляет известный советский ученый!". Что греха таить, МихВас был большой дока по части прилипчивых сенсаций.

Более живой портрет Михаила ХВАСТУНОВА образца 1962 года дан в книге журналиста Владимира САВЧЕНКО (учился в МАИ, работал в НПО имени Лавочкина (ракетостроение). Начал публиковаться в КП с 1963 года) «Донос на самого себя» (Моя биография):

— МихВас оказался заведующим отделом науки «Комсомольской правды» Михаилом Васильевичем ХВАСТУНОВЫМ. Это был большой, грузный человек, лицо его украшал крупный нос с аристократической горбинкой, глубоко посаженные, слегка прищуренные глаза смотрели пронзительно, но добро. Портрет завершали толстые влажные губы сатира и длинные черные волосы, зачесанные назад – такая послевоенная прическа называлась «политика». Волосы часто падали на уши, и он элегантно их приглаживал широкой ладонью. МихВас взял мою папку и заперся у себя в комнатушке. Спустя какое-то время он появился в большой комнате отдела науки и зычным голосом прокричал:

— Все сюда! На читку!

Подошли Ярослав ГОЛОВАНОВ, Владимир ГУБАРЕВ, Дмитрий БИЛЕНКИН, Рем ЩЕРБАКОВ. МихВас открыл папку и стал вслух зачитывать мои строчки...

Тут надо сказать несколько слов о МихВасе. Это была колоритнейшая личность, безусловно, украшавшая и обогащавшая редакцию «Комсомолки». Он как никто другой бережно и внимательно относился к людям, особенно к молодым журналистам, заранее их всех любя и поощряя... МихВас прошел всю войну связистом, участвовал в битве на Курской дуге, был награжден тремя боевыми орденами, маршировал по Красной площади на Параде Победы 1945 года. Кроме всего прочего, МихВас великолепно знал поэзию Серебряного века, под его руководством осуществилось издание первого полного собрания сочинений Валерия Брюсова.

В 1964 году МихВас был уволен из редакции под надуманным предлогом женитьбы на сотруднице «Комсомолки» и самоубийства на этой почве его первой, психически нездоровой жены. А на самом деле – за обширные знакомства в среде шестидесятников и диссидентов, что раздражало и действительно представляло опасность для руководства редакции. Со дня смерти МихВаса прошло 35 лет, но добрая память о нем до сих пор жива. И в сегодняшней «Комсомолке» есть его творческий след: на страницах газеты регулярно печатается рубрика «Клуб любознательных», придуманная МихВасом.

Журналист и писатель Владимир ГУБАРЕВ:

— "МихВас" — мы так его звали — был великим педагогом. А мы — его ученики. Среди которых и Ярослав ГОЛОВАНОВ, и Дмитрий БИЛЕНКИН, и Рэм ЩЕРБАКОВ, и Леонид Репин, и Володя Станцо, и еще много светлых и прекрасных имен в нашей журналистике...

"МихВас" был писателем, фантазером, прекрасно знал поэзию, умел увлекаться и увлекать других. Так появилась серия материалов, где вымысел невозможно было отделить от реальности. Первый из них — фотографии "летающих тарелочек" (то бишь "кораблей инопланетян"!)

Метеоролог на Таймыре при проявлении пленки обнаружил на одном из кадров "тарелку". Снимок появился в некоторых изданиях. В том числе и в "Известиях". Мы тогда конкурировали с этой газетой. И вот однажды в "Клубе любознательных" появилась целая серия снимков с "кораблями инопланетян". Некоторые из них парили над домом Алексея Аджубея (тогдашнего редактора "Известий"). Группа "тарелок" пролетела и над Кремлем.

Это была сенсация, потому что только наши фотокорреспонденты могли получать такие снимки. Один из ученых показал нам, как надо ставить источник света, чтобы на пленке получались "корабли инопланетян", и мы, конечно же, начали "производить" их в большом количестве.

Потом настала очередь "марсианского муравья". Фото было опубликовано на первой полосе, и большинство читателей "Комсомолки" поверили, что автоматическая межпланетная станция везет на Землю с Марса этого муравья. И практически никто не обратил внимания на дату, которая была поставлена на этой странице, — 1 апреля 2022 года… Кстати, до сегодняшнего дня я получаю письма с вопросом о том, что сделали ученые с тем "марсианским муравьем" и где он сейчас находится!?

Далее: чудовище озера Хайыр. Оно появилось в "Записках геолога", которые родились за письменным столом в отделе науки на шестом этаже. Затем — "лифт в небо", когда на тросе можно было подняться на околоземную орбиту… Дошла очередь и до шахмат. Полтора года "сражались" читатели с машиной, способной делать ходы только по подсказке ее создателей… Искусственные спутники Марса начали свою жизнь на страницах газеты, а потом запестрели в журналах, в научных обзорах, и даже один из самых известных "академиков с юмором" И. С. Шкловский удивлялся, насколько доверчивы наши читатели…

Полуфантастические розыгрыши выходили благодаря "МихВасу", убежденному (и он был прав!), что они подогревают интерес у общественности к науке и ученым.

Ярослав ГОЛОВАНОВ в 1 томе «Заметок вашего современника» так рассказывает о первой встрече с МихВасом в сентябре 1957 года:

— Пришёл сегодня к Михаилу Васильевичу ХВАСТУНОВУ. Так, мол, и так, хочу попробовать написать что-нибудь для газеты. ХВАСТУНОВ — большой, толстый, сидел за таким же большим столом под синим сукном. Слушал меня с улыбкой. Ему понравилось, что я — «бауманец», оказывается, он тоже «бауманец». Потом спрашивает:

— А что вы в жизни вообще знаете?

Я опешил. Что я знаю? Ни х… я не знаю!!

— Я знаю, как устроены большие баллистические ракеты, и знаю подводный спорт.

— Ракеты — это очень нам теперь надо. А откуда вы знаете подводный спорт?

— У меня — первый разряд, я — инструктор, занимался в морском клубе…

— Замечательно! Так вот и пишите о том, что вы знаете!..

На том и расстались.

В январе 1958 года, когда Ярослава ГОЛОВАНОВА брали в штат, Михаил ХВАСТУНОВ так сказал ему:

— Ты, конечно, кот в мешке. У меня на примете были ребята посильнее тебя: Рем ЩЕРБАКОВ, Юлик Беренсон, Лёня Максимов, но знаешь, почему Аджубей выбрал именно тебя? Ты отвечаешь трём его требованиям: ты моложе всех, ты инженер и ты русский. Понял?..

То есть скамейка запасных в отделе науки была приличной уже в начале 1958 года, когда Дмитрий БИЛЕНКИН еще был студентом пятого курса геологического факультета МГУ.

Помимо «Клуба любознательных» и блестящей плеяды учеников, Михаил ХВАСТУНОВ оставил после себя миф о Вольфе Мессинге. Все нынешние легенды, сериалы и прочее – все, что мы знаем о Мессинге (вернее то, что мы считаем, что знаем) – выросли из книги МихВаса, отрывки из которой были опубликованы при его жизни под названием «Вольф Мессинг. О самом себе» в журнале «Наука и религия» в 1965 году. Изначально предполагалась книга в издательстве «Советская Россия» и, как утверждает астроном Александр ГУРШТЕЙН, он даже видел ее верстку, но набор был рассыпан. Книга, что несомненно, писалась Михаилом ХВАСТУНОВЫМ совместно с Вольфом Мессингом. И, скорее, как утверждает Владимир ГУБАРЕВ, была псевдодокументальным романом, чем действительно документальным повествованием. Вполне в духе псевдонаучных "сенсаций" МихВаса, таких, например, как идея о полой Луне в статье «Луна — творение разума?», опубликованной в 1970 году в газете «Комсомольская правда» ХВАСТУНОВЫМ совместно с Ремом ЩЕРБАКОВЫМ.

Впрочем, сам ХВАСТУНОВ при жизни больше не пытался издать книгу о Мессинге. Более того, по утверждению ГУБАРЕВА, возражал против предложений ее напечатать. Лишь в 1990 году, уже после его смерти, под названием «Вольф Мессинг «Я — телепат» она вышла в серии "НЛО", которая была представлена на обложке предельно ясно: "За достоверность фактов, публикуемых в серии "НЛО", отвечает только автор. Серия эта не претендует на то, чтобы сообщать читателю строго доказанные, однозначно понимаемые и всеми признанные сведения…"

Продолжение следует.

P.S. Просьба к лаборантам: если у кого-то есть книга "Тардиса" "Девочка с «Фомальгаута» пришлите, пожалуйста, скан или разборчивое фото материала "Б. Преданный. Труды и дни М. Хвастунова".

Вот цитаты, предваряющие ее:

Глава 7:

— Уважаемый товарищ Кондратенков! Дирекция сельскохозяйственного питомника No 24 имени К. А. Тимирязева просит прислать 50 черенков быстрорастущих тополей...

Глава 8:

— В свою очередь, и Кондратенков послал туда из своего зауральского питомника партию черенков. И вот, желая как можно скорее вырастить деревья, сталинградцы привили присланные черенки на местные растения.

Глава 9:

— Сложнее всего было решить, что выбрать в качестве подвоя, чтобы не потерять ценных свойств черенков, привезенных с юга.

Что же сделала школьница Вера, тоже, кстати, получившая ранее для выращивания не семена, а черенки, в главе 10? Она срезала уже свой черенок через неделю после того как ее росток тополя начал расти. Понятно, что быстрорастущего тополя.

А теперь «сеанс разоблачения черной магии» — полная цитата, над которой критики-лесоводы иронизировали в своей рецензии:

— Этакая живучесть! — сказал он. — Этакое богатство жизненной силы! А мы в учебниках пишем: "Черенки тополя лучше всего брать с трехгодичных деревьев". Вот тебе и трехгодичный! Да знаешь ли, что ты, курносая, наделала? Ведь ты же решила головоломку, над которой я бьюсь уже полгода!..

Так, что граждане соврамши. Кондратенков не просто черенку удивился, а тому, что этот выживший черенок взят от ростка, которому – неделя, ведь рекомендуется отрезать черенок только от одервеневшего стебля (напоминаю, что это фантастическая повесть о сверхбыстрорастущем тополе).

Надо полагать, рецензенты – истинные мичуринцы-лысенковцы, пытавшиеся высечь примазавшегося ГУРЕВИЧА (кстати, о тех же черенках пишет коллега Ny, явно, лысенковцем не являющийся).

А вот другой кусок из рецензии:

— Трудно сказать, зачем в повести фигурирует студент Лева... Если автор хотел показать, как советские студенты дорастают до ученых, тогда почему этот лева не помогает ученым, а вредит им, тайком поливая подопытные растения химическим составом – бамбукидином; в итоге растения гибнут, и результаты опытов ученых летят на ветер.

По прочтении можно предположить, что студент Лева вредит сознательно. Но откроем повесть ГУРЕВИЧА:

— Иван Тарасович, я знаю, из-за чего погибли деревья. Дело в том... дело в том, что я добавил в удобрения бамбукидин.

Речь идет о давнишнем изобретении профессора Рогова — о сильно действующем составе, который иногда ускорял рост бамбука, а иногда отравлял растения.

Парень, оказывается, веря во всемогущее лекарство Рогова тайком обрызгал наши растения раствором бамбукидина. Он понимал, что Кондратенков запретил бы это, но, безгранично веря в каждое слово Рогова, юноша решился действовать на свой страх и риск, заранее смакуя нашу радость, удивление и свое торжество.

На деле вышло иначе. Под действием бамбукидина отдельные ткани деревьев начали усиленно разрастаться за счет соседних клеток, листья съели ствол, и растения погибли.

(Профессор Рогов – тоже не враг, научный оппонент Кондратенкова, изучающий быстрый рост бамбука в надежде этот феномен роста перенести на отечественные деревья)

Апофеозом рецензии являются следующие слова:

— Наши ученые – биологи и лесоводы, выполняя постановление правительства о лесоразведении, решают вопрос о произрастании дуба, этой главной и незаменимой породы во всех степных и лесостепных районах европейской части СССР, и сосны (на песчаных территориях), а вот Г.Гуревич, видимо, считает, что разведение дуба и сосны – это не научная проблема, что надо выращивать не эти древесные породы, а тополь. Причем тополь быстрорастущий – «стремительный».

Эта цитата красноречиво сама о себе говорит. Но и она лжива:

— Разобраться в потоке писем с мест было уже не под силу одному человеку, и поэтому Иван Тарасович оставил себе только работу с тополями. Быстрорастущими лиственницами занимался профессор Трофимов из Тимирязевской академии, быстрорастущие сосны взял себе профессор Гаврилов, а дубы и орехи Субботин на Украине (глава 8).

Повесть – все же не научный трактат. Было у рецензентов и верное замечание:

— Тополь – одна из недолговечных и влаголюбивых пород. Он не может быть использован для степного лесоразведения. Если он кое-где и встречается в степи, то только на увлажненных землях или на супесях с близкими грунтовыми водами. Что же кается быстрорастущего тополя – «стремительного», то для его роста влаги потребуется в несколько раз больше, чем даже для тополей, реально существующих.

Но дело в том, что ГУРЕВИЧ знал об этих проблемах и упоминает их в повести в 9 главе: и о сердцевинной гнили — главном биче тополей, которая и создала тополю репутацию недолговечной и неустойчивой породы, и о том, что тополь в течение своей жизни высасывает из почвы огромное количество влаги. Он не невежда, который пишет о том, в чем не разобрался.

Более того, у книги был рецензент-лесовод, который заранее о все эти проблемы пояснил. Вот что пишет Георгий Иосифович в своей автоментографии «Приключения мысли» (Глава 3 «Русло фантазий»):

— Одна из первых моих повестей была написана о быстрорастущих деревьях. Тополя мои поднимались в полный рост за одно лето, словно бамбук какой-нибудь. И рецензент, очень даже знающий и доброжелательный лесовод, в Сокольники я к нему ходил на опытный его участок, написал, что повесть моя полезна, но чересчур фантастична. Рост на метр в год был бы достаточным достижением. Главное препятствие — непомерный перерасход воды. Дерево тратит примерно тонну воды на килограмм сухого веса. Мне к каждому сеянцу пришлось бы целый канал подводить. Сокрушительно! Рукопись гибла, фантастика исчезала. Метр в год — есть о чем писать! Я кинулся к справочникам, и вскоре узнал, почему расходуется так много воды. В основном она идет на транспирацию, на испарение, а испарение нужно, чтобы дерево не сдохло от жары, микроклимат поддерживало. Но ведь нормальное медленно растущее дерево поддерживает этот микроклимат десятки лет, а мое-то фантастическое выростало за три месяца. Стало быть опровергающая формула в данном случае неуместна. Это я запомнил твердо: специалисты не ошибаются в цифрах, подсчеты их проверять не надо. Надо проверить, уместна ли формула в данном чрезвычайном случае.

Я не знаю, прав ли ГУРЕВИЧ в этом конкретном случае, но он в курсе проблем лесной селекции, и на каждую из них дал свою формулу объяснения. А вот рецензенты-лесоводы оказались передергивающими шулерами.

И этими рецензентами все не ограничилось. 14 февраля 1952 года в «Известиях» появился фельетон Владимира ОРЛОВА «Шагающий саксофон», который опирался на рецензию СОКОЛОВА и ЖЕЛЕЗНОВА:

— Она называется—"Тополь стремительный". Материал для этой научно-фантастической повести, по свидетельству специалистов, высосан из пальца.

Немудрено, что в противовес реальным планам советских ученых, напряженно решающих вопрос о выращивании дуба и сосны, Г. Гуревич выдвигает на этот же период свой контрплан, опирающийся... на тополь.

Немудрено, что в противовес реальной деятельности советских людей, создающих лесные полосы в упорном труде, герои повести Гуревича выгоняют лес с такой же легкостью, с какой фокусник вынимает из цилиндра пару голубей или яичницу.

Немудрено, что с понятиями агротехники Г. Гуревич обращается так свободно, как марк-твеновский редактор сельскохозяйственной газеты.

Немудрено, что под видом замечательных открытий будущего герой повести утверждают азбучные истины. Но "научному" прогнозу автора, этак лет через пять один из героев повести совершенно случайно сделает важное открытие. Он найдет, что тополь размножается черенками. Но ведь испокон веков известно, что воткни в сырую землю тополевый кол, и он пустит корни. Вот как получается, когда научные открытия высасываются из пальца: хотел шагнуть на пять лет вперед, а на самом деле отступил на тысячу лет назад.

То есть эти слова фельетона про «Тополь стремительный» (в нем говорится и о других произведениях ГУРЕВИЧА) целиком сформированы на лжи.

А вот кусок из статьи главного редактора журнала «Техника-молодежи» Василия ЗАХАРЧЕНКО «К разговору о научной фантастике», опубликованной во втором номере журнала «Октябрь» за 1953 год:

— Содержанием повести автор сделал борьбу между двумя советскими учеными — Роговым и Кондратенковым, работающими над проблемой убыстрения роста деревьев... Советских ученых автор показывает истеричными, подловатыми, преисполненными мелкого самолюбия, нетерпимыми к мнению своих коллег. Ученые у ГУРЕВИЧА выглядят кустарями-одиночками, оторванными от научных коллективов, от больших научно-исследовательских институтов. Дело селекционирования пород быстрорастущих деревьев предстает в повести как частное дело Кондратенкова и Рогова.

Создается впечатление, что ЗАХАРЧЕНКО повести не читал. Ведь вот как прямо в ней сказано:

— Успехи Кондратенкова были очевидны. Прослушав очередной ежемесячный отчет, начальник управления принял решение передать Институту быстрорастущих лесов целую систему опытных дач. Они были рассеяны от Молдавии до Урала, повсюду, где росли полезащитные полосы. Кондратенков оказался во главе огромного дела руководителем нескольких институтов.

У Рогова, конечно, не такие объемы, но тоже под его руководством сельскохозяйственная опытная лаборатория, где он работает с коллективом.

Или вот другой фрагмент из ЗАХАРЧЕНКО:

— Казалось бы, естественно для автора попытаться ярко и увлекательно рассказать о той грандиозной работе по созданию лесных полос, которая развернулась в нашей стране. Однако читатель найдет в книге только беглые упоминания об этом.

Но как раз об этой грандиозной работе и говорится в «Тополе стремительном». Причем главы, в которых Кондратенков взаимодействует буквально с сотнями и тысячами помощников, увлеченных выращиванием тополей – от школьников до ученых – самые увлекательные в повести. В них есть молодая энергия и мечта людей, действительно занимающихся творческой созидательной работой, как пафосно это ни звучит.

«Тополь стремительный» не является шедевром, эта повесть не пережившая своего времени. В какой-то мере она ученическая для Георгия ГУРЕВИЧА, нарабатывавшего свой стиль. Но три вышеназванных рецензента не оценивали ее с точки зрения художественной. Похоже, перед ними изначально стояла задача обличить.

Через несколько лет после выхода повести Георгий ОЗОЛИН и В.М.РОВСКИЙ из Среднеазиатского НИИ лесного хозяйства назвали свой новый гибрид тополя – «Стремительный».

P.S. Коллеги, просьба: если у кого-то есть текст, фото или скан нижестоящих публикаций, пришлите, пожалуйста:

Сазонов А. Халтура под маркой фантастики — Культура и жизнь. – 1947 год. — 31 декабря

Мошнов Б. Рецензия на Георгий Гуревич «Тополь стремительный» — Смена (Л.). — 1951. — 7 декабря